Ветви деревьев тяжело раскачивались над моей головой. Серое, унылое небо грозило ливнем. Ноябрь был безжалостен в этом году. Под ногами хлюпала грязь. Ботинки насквозь были сырыми. Адский холод пронизывал всё тело. В такое время года здесь нужно было сидеть дома с чашкой чая, под теплым пледом. Но никто не предложит мне горячего шоколада. Да и пледом здесь не разживешься.
Еще поворот. Тут дорога пойдет через поле, а ближе к лесу — повернет. Затем еще раз. И покажется дом. Он будет серый, старый, покосившийся и холодный… Не думала, что когда-нибудь сюда вернусь. Чувство тошноты и горечи подкатывало к горлу, и что-то на редкость тяжелое будто приковывало меня к месту. Вот он, последний поворот. Дальше не хотелось идти. Несмотря на погоду, я бы предпочла остаться снаружи и не показываться на глаза обитателям дома. Но я не могу повернуть назад. Мне некуда. Где-то в самой глубине души закрался маленький и хрупкий кусочек обманчивой надежды.
Стук в дверь. Тишина… Нет, дома точно кто-то есть. Нужно подождать. Смиренно оглядываю двор. Но ни забора, ни какой другой границы участка нет. Оно и понятно – соседей здесь нет. С одной стороны – поле, старое и неплодородное, с другой – облезлый лес. Перед домом куча всякого хлама – какие-то жестянки, ржавый мотор от трактора, выцветший, дырявый диван. Диваном даже, скорее всего, пользовались в качестве лавочки. Все было грязное и сырое. Возле надломанного дерева валялась прогнившая тарзанка. Ржавые листы железа были прислонены к стенке прямо рядом с дверью. Сам же дверной косяк был покрыт старой паутиной. Какой-то тяжелый запах гнили был в воздухе. Я обреченно вздохнула. Еще стук. Нет, конечно же условия нельзя назвать неприспособленными для жилья. Но я привыкла к другому. Нет смысла жалеть о прошлой жизни. Её нет. И человека, подарившего мне ту жизнь, в чистоте, порядке и любви, тоже больше нет…
В самом сердце дома послышался глухой топот босых ног. Дверь заскрипела… На меня уставились пара черных глаз на бледно-сером лице. Растянутая, выцветшая, и явно с чужого мужицкого плеча, футболка висела на костлявых плечиках мальчика.
— Артур? Я… привет…
— А, приехала наконец. Не стой там. Не видишь разве – дует.
Сиплый и грубый голос отца из-за двери напугал меня. Я решила не копаться. Войдя внутрь, я еще раз посмотрела на брата. Черные, безучастные глаза безразлично разглядывали меня. Его худенькие ручки были все в царапинах и синяках. На высокой скуле ребенка была ссадина. Губы мальчика были полные, но слишком бледные. На вид ему было лет двенадцать. Раньше мне никогда не приходилось видеть Артура. Когда я в последний раз приезжала сюда лет шесть назад, его здесь не было. Вторая жена отца тоже не выдержала его несносный характер и ушла. Пять лет назад она умерла от рака. Бедный мальчик…
— Это всё?
-Что?..
— Это все твои шмотки?
— Да. Все.
— Твоя комната наверху. Знаешь, детскую пришлось отдать этому оболтусу.
Артур получил крепкую оплеуху.
— Добро пожаловать домой. Отнеси ее вещи, слышишь?.. А ты помоги ему.
Похоже, семейного ужина не будет. Отец повернулся, поковырял в ухе, оценил содержимое и направился в гостиную. Рядом со мной завозился брат.
— Оставь, я сама. Слышишь? Правда…
Он лишь повел плечом. Однако мне удалось отобрать у него самую тяжелую сумку. Когда мы поднимались по лестнице, он покачивался на каждой ступеньке, и у меня сложилось впечатление, что если бы вдруг подул ветер, он унес бы мальчика в страну Оз. Какое-то щемящее чувство материнской жалости проснулось у меня к брату. На верху пахло сыростью и старыми досками.
На втором этаже насквозь прогнившего дома сквозняков было еще больше. От этого периодически стены выли. Да мне и самой хотелось выть и плакать. И спать. И есть. Артур кинул сумку посреди маленькой и пыльной комнаты. Ему тоже хотелось есть. И, похоже, уже несколько дней. В комнате предусмотрительно была поставлена кровать. Ручки кровати были ржавыми. Я их узнала – это была моя детская кроватка. Тот же матрас, те же узоры на изголовье… Я не заметила, как брат вышел. Он понимал, он знал, чего мне сейчас хочется больше всего… Я упала на кровать и зарылась в воспоминаниях. Хотелось заплакать, но никак не получалось. Всё внутри было будто исцарапано. Я уснула.